Арт-конкурсы «Наше романтическое знакомство» — работы участников

Настоящую любовь можно встретить где угодно! Она не спрашивает, удобно ли вам сейчас и есть ли у вас время. Иногда знакомство кажется совсем случайным, а иногда предопределённым судьбой.
Кого-то ещё маленькими познакомили родители на детском празднике. Кто-то однажды после долгих лет посмотрел на коллегу свежим взглядом… А кто-то сразу понял, что вот она — та самая «половинка». Любовь налетает внезапно, когда вы ждёте свой поезд на станции Сан-Мишуно, или в старой футболке совершаете пробежку по району, или отрываетесь с друзьями на вечеринке в Развалинах, или даже дерётесь за клад в Сельвадораде… Такие разные и уникальные истории знакомства, которые объединяет одно — что заурядный, на первый взгляд, случай оказался встречей двух любящих сердец.
В форме эссе расскажите о истории знакомства ваших симов, которые потом полюбили друг друга и решили быть вместе.

«Наше романтическое знакомство» — работы участников​

Обсуждать работы можно — и нужно! — здесь
Голосование за работы ведётся здесь

​

 

Рыжая

На столе — стакан пива и скрипка без футляра. Я исподтишка рассматриваю её владельца. Мужчина примерно сорока лет, с узким и бледным лицом, почти скрытым под длинными волосами. И длинные худые пальцы, которыми он изредка поглаживает скрипку.
— Я встретил её под дождём, — внезапно говорит он, и я вздрагиваю и поднимаю на него растерянное лицо. Он не смотрит на меня, рассматривает свой бокал с пивом, болтает янтарную жидкость, и словно в этом мире нет ничего важнее, чем этот стакан.
В крошечном баре тесно, накурено, не хватает стульев. Я зашёл сюда после неудачного дня, и это было единственное свободное место. Сначала меня привлекла скрипка, её гладкие и нежные очертания, она словно тихонько пела, лёжа на старом деревянном столе. Владельца её я разглядел уже позже.

Читать дальше

— Я встретил её под дождём, — повторил он. — Она словно сама упала с неба вместе с каплями и оказалась передо мной.
Я был бедным студентом и, чтобы окончательно не умереть с голода, играл на площадях или набережных. Денег, что я получал, было бесконечно мало, но главное для меня было играть. Чувствовать скрипку в своих руках и слушать, как её голос разносится с ветром.
И когда пошёл тот дождь стеной, я сначала даже не понял этого. Продолжал играть, и скрипка в тот момент пела как-то особенно пронзительно. А потом я открыл глаза на мгновение и увидел перед собой девушку. Она танцевала, и мягкие движения были сами похожи на дождь.
Она улыбнулась мне одними глазами и продолжила свой танец, а я продолжил играть. Кажется, для меня это был лучший комплимент моей игре — чтобы под мою музыку хотелось танцевать.
А потом я закончил играть. Девушка уже не танцевала, и я смог лучше рассмотреть её.
Красивая? Нет. Ярко-рыжие волосы, веснушки по всему лицу и тёмно-серые глаза, совсем как низкие тучи перед дождём. Красивая? Да.



Я спрятал скрипку в футляр и подал ей руку. И мы пошли дальше под дождём, ничего не говоря.

…Он замолчал и задумчиво сделал глоток из бокала. Снова погладил скрипку и посмотрел на меня.
— И что было дальше? — нетерпеливо спросил я. Чем-то меня увлекла эта история, хоть я и не любитель романтики.
— А дальше… — он откинулся на стуле, — дальше всё было словно в тумане. Мы гуляли под дождём, заходили в маленькие кафе греться. Смеялись, стоя около окна, отпивая кофе из одной чашки. И снова куда-то шли.
Потом я привёл её к себе. В то время я снимал небольшую комнату под самым чердаком. Крошечная, практически пустая и холодная. Но нам не было в ней холодно.
Мы жадно познавали друг друга, и старая кровать скрипела в такт. Я зарывался лицом в её волосы, трогал бледную кожу с веснушками, целовал сгибы локтей и снова, и снова был готов погрузиться в безумие.



Я даже не удосужился узнать, как её звали.

Иногда мы уставали. Шли на крохотную кухню, находили в старом и дребезжащем холодильнике хлеб с твёрдостью сухаря, грызли его, сидя на подоконнике и запивая его растворимым кофе, и смеялись. На улице всё так же шёл дождь, мы дышали на стёкла и рисовали на запотевшем окне. Она рисовала странных животных, утверждала, что это ежи и что любому человеку сразу должно быть это понятно.
Потом мы снова шли в спальню. Она садилась на кровать, я доставал скрипку и начинал играть. Под низким потолком скрипка плакала и стонала, звуки рвались наружу, и мы открывали окно. И клянусь, что видел своими глазами, как звуки вылетали в окно и растворялись в дожде. И стук капель становился музыкой.



Я не знаю, сколько времени мы провели вместе. Часы и календари всегда врут. Мне казалось — дни, может, недели, но потом понял — почти год.
И в этот год у меня всё получалось прекрасно. Я окончил консерваторию, сразу же нашёл работу в оркестре. И бежал домой, чтобы сообщить ей эту новость.

Она ждала меня около дома. И я уже открыл рот, чтобы сообщить ей радостную новость, как она взяла меня за руку и попросила пройтись с ней по набережной. Я несколько раз пытался рассказать ей новости, но она была слишком молчалива и задумчива. И я хотел спросить, что с ней случилось, но она прижала палец к губам и посмотрела на небо. Низкие свинцовые тучи нависли над городом, стало влажно, и подул сильный ветер. Ливень рухнул на землю, подминая под себя здания, машины, деревья, людей…
Она отпустила мою руку. Сначала мне показалось, что её рука просто выскользнула из моей из-за влажности, и я попытался схватить её. Но не смог. Она прижалась к моему лбу губами и через мгновение слегка оттолкнула меня. И пошла вперёд. Я пытался бежать за ней, но она словно растворялась в этом дожде. Ярко-рыжее пятно волос какое-то время было ещё видно, но потом пропало и оно.
Мне показалось, что я ослеп. Или просто слёзы смешивались с дождём и ослепили меня? Я не знаю.



Он снова замолчал.
— И всё? — не поверил я. — Это всё?
— Всё, — подтвердил он. — На этом всё и закончилось. Я вернулся домой, взял скрипку, сел на кровать, которая всё ещё пахла ею. А потом встал и уехал из города.
— Но должно же как-то закончиться хорошо! — выкрикнул я. — Вы же… любили её!
— Да, любил. И что с того? — Он усмехнулся и допил пиво. — У меня всё хорошо. Да, я так больше никого не полюбил, но после того, что я испытал с ней, вряд ли я повторю это с кем-то. Но знаешь ли, молодой человек, в жизни есть и другое.
— Что, например? — запальчиво спросил я.



— Музыка, мой друг. Музыка.
Он пошарил в кармане и достал визитку.
— Приходи по этому адресу. По четвергам мы играем по заявкам.
Он кинул визитку на стол, подмигнул мне и ушёл.
Я долго смотрел на белый прямоугольник, потом убрал его в карман. Что ж, сегодня воскресенье, до четверга ещё полно времени.

Я вышел на улицу. Сверху упала капля, и я задрал голову. В лицо мне ударил дождь, и я быстро пошёл по улице. На набережной несколько художников в спешке собирали свои картины, пытаясь уберечь их от дождя. Я подскочил к одному и сквозь шум воды начал быстро извиняться.
— Прости, не хотел задерживаться!
Он скривился, всучил мне мой мольберт и ящик с красками и кистями. Неловкое движение мокрой руки, и я рассыпаю всё по брусчатке.
Тихо ругаясь, пытаюсь собрать свои вещи и чувствую, как дождь уже не льёт за шиворот. Удивлённо поднимаю глаза и вижу перед собой девушку с зонтом. Она держит его надо мной, спасая меня от потоков воды, а сама вся уже промокла.



Ярко-рыжие волосы, серые глаза. И я понимаю всё.
Уж я-то узнаю, как её зовут.

 

Поворот судьбы

Дождь за окном безжалостно тарабанил по стеклу, он словно специально делал всё, чтобы девушка у окна не погрузилась в тишину и покой. Капли стекали вниз и догоняли друг друга, а пейзаж за окном был едва различим.
Звук дождя прервала открывшаяся дверь и голос медсестры:
— Эвелин Стабс, пойдёмте со мной — ваша очередь.
Лин обвела взглядом палату, почти все остальные пациентки сидели, уткнувшись в телефоны, и только одна смотрела на неё со смесью сочувствия и любопытства.
«Так будет лучше…» — подумала Лин и последовала за медсестрой.
«Так будет лучше, меня ждёт целая жизнь впереди… Так будет лучше», — твердила себе девушка, идя по коридору. Её взгляд безучастно скользил по стенам больницы, по окнам, залитым дождём… Вдруг, разбавляя серость окружающего мира, за окном пролетел яркий детский зонтик. Лин замерла; сама не понимая, зачем, она подошла к окну. Там, за окном, по грязи пробежала женщина, достала зонтик, застрявший в кустах у окна, и вернулась к его маленькому хозяину.

Читать дальше

Женщина что-то выговаривала ребёнку, а Лин рыдала у окна.
— Стабс! Ну где же вы? Врач не будет ждать бесконечно! Вас, знаешь, сколько таких? — вернувшаяся медсестра что-то ещё раздражённо выговаривала девушке, не обращая внимания ни на слёзы пациентки, ни на её тихие слова.
— Я передумала… — сначала почти шептала Лин, но когда медсестра взяла её под руку и повела дальше по коридору, она вырвалась и почти заорала: — Я передумала!
— Передумала и передумала. Чего орать-то? Иди койку освобождай, нечего тут прохлаждаться! Чтоб через пять минут тебя здесь не было, и УЗИ не забудь своё забрать — ещё пригодится, — медсестра развернулась и пошла в палату за следующей пациенткой.
Словно в тумане, Лин вернулась в палату, переоделась в джинсы и футболку, положила в рюкзачок результат УЗИ, который медсестра занесла и бросила на постель. Девушка даже не заметила, что теперь на неё смотрят все, кто был в палате, а когда она вышла, кто-то подошёл к дверям, а кто-то к окну, чтобы проводить её фигуру взглядом.

Ноги сами несли Лин через запасной выход на улицу, она до сих пор не до конца осознала, что натворила. В ушах стоял гул, сердце колотилось так, словно девушка пробежала марафон, а накинутый на голову капюшон практически полностью промок.
Чтобы перевести немного дух, она присела на лавочку крытой автобусной остановки. Вокруг по-прежнему лил дождь, прохожие спешили мимо, стараясь обходить лужи. Звук телефона вывел Лин из ступора. Она некоторое время смотрела на экран телефона, не решаясь брать трубку, и всё же приняла вызов с проблеском надежды.
— Алло, мам…
— Ну, куда ты делась? Все уже вышли, а я тебя всё в холле жду! Вечно всё у тебя через пень-колоду, чего там прохлаждаться и копаться? Поехали на квартиру — там отлежишься. Да и чего отлёживаться, обычная процедура… — Голос матери был раздражённым.
— Мам… ты знаешь, я ушла оттуда… — Лин снова почувствовала себя маленькой нашкодившей девочкой.
— Как?! Мы же обо всём договорились! Ты же учишься в таком хорошем университете… Тебе ещё три года учиться! О чём ты там думаешь?! Немедленно вернись в больницу! Я сейчас обо всём договорюсь, чтобы всё сегодня сделали! — Теперь голос матери стал властным и требовательным.
— Я передумала… — почти прошептала Лин.
— Да что ты такое говоришь? Ты совсем сбрендила? Что мы людям скажем? Что наша дочь уехала поступать в престижное учебное заведение, а на втором курсе поставила крест на карьере из-за залёта? Как ты можешь так позорить нас с отцом! Ты что думаешь, мы тебя будем кормить-поить? Да ты погрязнешь в пелёнках-бутылках! Вся жизнь полетит в тартарары! Ладно бы этот поганец женился на тебе, а так… Да кому ты будешь нужна одна с ребёнком?! Любой мужчина, узнав, что ты мать-одиночка, подумает, что ты легкомысленная и гулящая! И на работу тебя потом никто не возьмёт, кому гулёна нужна?! Немедленно вернись в больницу! Если ты этого не сделаешь — ты мне не дочь! Ты потом ещё хоть десяток родишь, построишь карьеру, встретишь хорошего мужчину…
Лин даже слова не могла вставить.

Впрочем, она хорошо знала своих родителей — властную мать и строгого отца. И день, когда она сообщила родителям о прибавлении в их семействе, никогда не сотрётся из памяти. Мать сначала плакала и всплёскивала руками, отец то бледнел, то краснел, то хватался за сердце, то за служебный пистолет, чтобы навестить паршивца, соблазнившего дочь, и заставить того жениться. Уже потом, на семейном совете успокоившиеся родители и примчавшаяся из соседнего города старшая сестра решили, что семья отца ребёнка — плохая, сам он — бездарь, и ни к чему с таким связывать свою судьбу. И чтобы избежать позора, слухов и тому подобного, было решено, что Лин сделает аборт в столице, где училась. А после учёбы как ни в чём не бывало поедет под присмотр сестры и будет в том городе работать. А до конца учёбы за ней зорко будет следить мать.
Лин знала: если родители сказали, что не будут помогать и вовсе она теперь им не дочь — так и будет. Но что делать дальше и как быть, она не знала… Академы в их университете не давали, там и общежития-то не было, родители снимали Лин квартиру.

Взгляд Лин привлекла яркая вывеска «Макдональдса» через дорогу — только теперь она поняла, что жутко хочет есть. Не дослушав крики матери, она положила трубку и отправилась через дорогу к теплу и еде.
Но в «Макдональдсе» её ждал неприятный сюрприз — заблокированная карта и смс-ки от матери: «Вернись в больницу!», «Ни копейки от нас с отцом не получишь!», «Вот погоди, мы тебя найдём, паршивку»…
Наличных денег у Лин не хватало даже на стаканчик кофе. Рыжеволосый кассир, увидев, как она побледнела при сообщении «А ваша карта заблокирована» и не смогла найти достаточно наличности, озорно подмигнул и сказал:
— Мне всё равно положен бесплатный обед — могу и красивую девушку угостить, — и приложил свой бейджик к сканеру, оплатив первоначальный заказ Лин.



— Спасибо, я обязательно вам верну потом деньги, — пообещала растроганная Лин. Кассир в ответ лишь снова подмигнул ей и принялся ловко обслуживать следующего в очереди.

В «Макдональдсе» Лин долго сидела и смотрела на дождь за окном. Хорошо, что он был круглосуточным, иначе ей пришлось бы уйти до закрытия. В душе у девушки было ощущение выжженной пустоты. Куда идти? Что делать? Телефон давно сел, устав принимать гневные смс-ки от родителей и сестры и высвечивать кучу пропущенных. Да это, пожалуй, было к лучшему, а то с матери сталось бы найти её с полицией и потом снова отвезти в больницу.


* * *


— Дорогая, ты готова? Гости ждут, когда мы выйдем и торжественно отметим десятилетие нашей семьи. Или передумала? — У входа в комнату стоял представительный мужчина, только рыжие волосы и сохранившееся озорство в глазах напоминало в нём того самого молоденького кассира «Макдональдса».
— Да, я сейчас иду, любимый, — Лин и сама не знала, отчего окунулась в воспоминания. — А помнишь, мы в такой же дождливый день больше одиннадцати лет назад познакомились?



— О да, до сих пор помню твоё несчастное личико в углу зала. Всё-таки хорошо, что я после своей рабочей смены решил предложить тебя проводить с зонтиком до дома. Правда, я не знал, что провожать в итоге буду до своего дома, — мужчина с улыбкой взял Лин за руки.



— Удивительно, и как мы из друзей и просто соседей по жилью стали мужем и женой, — Лин поцеловала супруга и взяла под руку, чтобы идти к гостям.
— Да ладно… Это был коварный план, как втереться к тебе в доверие! Я тебя с первого взгляда полюбил. А услышав твою историю, решил, что до конца своих дней буду о тебе заботиться и помогать хотя бы как друг. Нам ведь весело было работать вместе, пока ты в декрет не ушла, — муж заботливо поправил выбившуюся из причёски жены прядь волос.
— О, да… До сих пор помню, как после рождения Дороти я вышла из декрета обратно работать, а ты нянчил её, и работали мы по очереди…
— И как я ещё пару месяцев доказывал, что достоин стать супругом и отцом? А как я обещал тебе на день свадьбы, что однажды мы повторим этот день, но уже торжественно? И что ты будешь не в летнем сарафанчике, а в роскошном платье невесты?



— Да-да, и именно поэтому ты не в своих любимых джинсах и рубашке, а в смокинге, — сказала Лин, потрогав бабочку на шее мужа.
— Всё требует своих жертв! — подмигнул муж и наконец вывел свою любимую жену к гостям, детям и его родителям, заменившим Лин её кровную семью.

 

Дюймовочка и королевич Елисей



Матушка мечтала меня удачно выдать замуж с тех пор, как я вошла в подростковый возраст — худющая, нескладная, с прыщами. При слове «удачно» она многозначительно поджимала губы, намекая на моего отца. Хотя, как мне казалось, жаловаться стоило скорее ему. Маменька способна была выесть мозг десертной ложечкой. После развода отец нас не навещал, хотя исправно финансировал как меня, так и маменьку, так что ей не приходилось задумываться о работе. Жаль, конечно. Если бы она работала, у нее не было бы столько времени на выедание уже моего мозга.
В первый раз она пыталась сосватать меня с сыном своей коллеги Натальи. Я еще посмеялась, вспомнив это «сын маминой подруги». Потом мне стало не до смеха. Тети Наташин Толик напоминал персонажа моей любимой сказки, разве что не квакал. Но жевал постоянно. Даже на нашем первом, то есть единственном свидании. Оно было эпичным. Да, кавалеры моих подруг часто пытались сэкономить на кафе, но никто из них не додумывался пригласить девушку на свою работу. Толик работал поваром в кафе, и им полагался бесплатный обед, которым он милостиво со мной поделился. Кстати, он совершенно не расстроился, когда я предложила расстаться друзьями. Видимо, и сам не горел желанием жениться.

Читать дальше

Мама была расстроена. Но ее отвлекло новое увлечение. На афише местного театра она увидела имя кумира своей юности. Кумир много лет назад пару раз снялся в эпизодах, был опознан на экране местными красотками и возведен в ранг божества. Правда, уже лет пятнадцать про него не было никаких известий, только слухи. Мол, спился, переходит из театра в театр, нигде его подолгу не держат. И вдруг он неожиданно вернулся, дав пафосное интервью под девизом «Готов служить родному городу». Постаревшие красотки (и моя мамочка в первых рядах) тут же активизировались. Меня она тоже таскала на все спектакли.
Могу сказать, что талантлив кумир был только в двух вещах: употреблении спиртного (о чем свидетельствовало испитое лицо и мешки под глазами) и разговорах о себе любимом. Маменька намекнула ему, что не прочь осчастливить кумира своими рукой и сердцем, кумир затосковал, но неожиданно ему на глаза попалась я. И кумир скромно сообщил, что почитает разницу в возрасте в сорок лет самой удачной для заключения брачного союза. Маменька воспряла духом. Она даже умудрилась выпихнуть меня на свидание с престарелым селадоном. Он жужжал, очаровывая меня, как глупую муху, расточал себе комплименты и был страшно удивлен, когда я не рухнула в счастливый обморок прямо ему в руки.



На этот раз маменька обиделась надолго. Она уже, можно сказать, ощущала себя причастной к славе великого человека, и тут я взбрыкнула. К несчастью, она зашла ко мне на работу в турфирму и столкнулась с Валерианом Казимировичем, моим шефом. Тот сначала принял ее за потенциальную клиентку и попытался сплавить мне. А когда выяснилось, что она моя мама, наговорил кучу дежурных комплиментов. И что она скорее выглядит моей старшей (хорошо, хоть не младшей) сестрой, и не зря он до сих пор ходит в холостяках — видимо, в ожидании такой судьбоносной встречи. Матушка млела, намекала, что ей-то уже поздно надевать белое, а вот мне белый цвет к лицу. А после попеняла: мол, ты не говорила, что у тебя такой любезный начальник. Конечно, он любезен. Слова-то ничего не стоят. Это же не повышение мне зарплаты.
Если Толик напоминал мне жабьего сына, артист — нарциссичного майского жука, то шеф был вылитый крот из мультика. Подслеповатый, расчетливый. Намеки маменьки он понял совершенно правильно, и идея жениться его очень вдохновила. Еще бы: жена не менеджер, зарплату платить не нужно. Это же какая экономия! Но я опустила его с небес на землю, представив расчет убытков в семье от неполучения мной зарплаты. Эх, не получилось у маменьки стать тещей владельца турфирмы.



По всем законам жанра, следующим в моей жизни должен появиться эльф. В короне и с крыльями. Главное, чтобы не как в анекдоте про принца на белом коне — коня-то я вижу, принц где? Я бы с удовольствием ограничилась короной, потому что отец сразу после моего совершеннолетия снял меня с финансовой иглы, а теперь и из турфирмы пришлось уволиться. Но, увы, не предлагали и короны.
Неожиданно позвонил отец. Я так удивилась, что чуть не ляпнула: «Ты точно мне хотел позвонить? Ни с кем не перепутал?» Но вовремя прикусила язык. Он, видимо, тоже не очень понимал, как и о чем со мной разговаривать, поэтому после обязательных «Ну, как твое здоровье», «А ты как» мы дружно помолчали. Потом он неловко спросил: «Работу не нашла еще?» Интересно, кто ему сообщил, маменька связь поддерживала, что ли?
— Мы с… ну, с мачехой твоей уезжаем на год, может, поживешь пока в нашей квартире? Город у нас хоть и небольшой, но с работой проблем не будет. Если что, я поговорю со своими друзьями.
За квартирой надо присмотреть, подумала я и почувствовала себя героиней фильма «Москва слезам не верит»:
«— А она аккуратная?
— Очень аккуратная!
— Хорошо, живите».

На новом месте я освоилась быстро. Жених в первую ночь ночевки в отцовой квартире не приснился, хотя я не забыла его загадать. Город и впрямь был небольшим. Мне хватило недели, чтобы его исследовать, и ходить особо было некуда. Новых знакомств я не завела и кисла в квартире, глядя из окна на улицу. По улице спешили куда-то по своим делам люди и страшно меня раздражали: мне-то заняться было нечем. Особенно меня бесил один придурок с собакой. Они гуляли мимо моих окон и утром, и вечером. Им, судя по всему, было весело, и их счастливая жизнь раздражала меня еще больше.



Прихватив «Дюймовочку», я выбралась посидеть в сквер. Но даже любимая книга не развлекала меня. Раньше я ухитрялась находить во встречных людях знакомые черты персонажей сказки, но сейчас я никого не узнавала. Наверное, я повзрослела. Скоро начну радоваться распродажам и акциям в магазине. А потом наступит старость. Склероз уже начался. Вот где я оставила свою любимую «Дюймовочку»?! На скамейке ее не было. Мне стало совсем тоскливо. Можно, конечно, купить новую книжку. И даже презентабельнее на вид — с яркими, красочными иллюстрациями. Но именно эта, растрепанная и неумело подклеенная, была одновременно моей подружкой и талисманом все эти годы.
— Извините, Чучундра ее потрепала немного. Она ведь маленькая, Чучундра, я имею в виду. Сил не хватило дотащить.
Придурок с собакой. И… с моей «Дюймовочкой»!
— Где вы ее нашли?!
— Я же говорю, псинка моя принесла. Отбила, между прочим, у стаффорда!
В голосе парня слышалась гордость за свою лохматую подружку. Он так заразительно улыбался, что я невольно улыбнулась в ответ.
— Спасибо тебе, Чучундра! Это моя любимая сказка.
— И моя. Я в детстве надеялся встретить девочку по имени Майя и стать ее принцем.
— Это я. Ой, в смысле, меня Майя зовут.
— А я, конечно, не принц и не королевич, а всего лишь Елисей. Или Лис.
Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Ну, удружили нам родители с именами.
— А Чучундра у тебя случайно не королевского рода?
Он состроил забавную гримасу:
— Исключительно дворянского!
Дворянка Чучундра звонко чихнула, завершая этот безумный диалог.

До сих пор не соображу, как маменьке сообщить, что мужа мне уже искать не надо. Мне его Чучундра нашла. Боюсь, мамуля обидится, что ее в этом обошла какая-то ушастая собачонка. Тем более Чучундре не нужны были моя торжественная регистрация, фигова туча гостей в ресторане и белое платье. Мы быстро расписались в местном ЗАГСе и унеслись на пляж вместе с нашими свидетельницами — «Дюймовочкой» и Чучундрой.



А сегодня Лис устроил мне аттракцион в стиле любимой сказки. Крыльев у нас, конечно, не было. Но полетать удалось. В корзину воздушного шара поместились все: я, Елисей, Чучундра, наша любимая книга и… еще кое-кто. Так что через несколько месяцев для нас начнется новая сказка. Только надо придумать для будущего малыша правильное волшебное имя.

 

Фифа

— Фифа! — cквозь окружившие меня образы, как сквозь тучи, пробился тоненьким лучиком голосок.
— Фифа! Ну Фифа! — Голосок стал настойчивее, но я упорно старался не замечать его.
— Фифааа! Ты слышишь меня? — Ну вот, образы вдруг померкли, мысль, которая, казалось, вот-вот будет поймана, вспорхнула, как испуганный воробушек, и улетела куда-то прочь.

Читать дальше

Конечно же, я не только оторвался от чтения, но и возмутился — возмутился не тем, что меня оторвали от весьма интересного занятия, и даже не тем, что идея, минуту назад казавшаяся мне совершенно гениальной, превратилась в ничто, — а тем, тем, как она меня назвала!
— Ну пожалуйста, не называй меня больше Фифой! Я — Феофан! Меня так зовут! Называй меня Ф‑е‑о‑ф‑а‑н, неужели это так сложно?
— И все равно ты Фифа! — Голосок был непреклонен. — Фифа! Фифа! Фифа!
Меня это возмутило, и я наконец оторвал взгляд от книги. Все равно нить рассуждения была окончательно мной потеряна.
А она, воспользовавшись тем, что я отвлекся, ловко толкнула книгу, и та выскользнула из моих рук и упала на пол, точнехонько около ножек Аньки.
Я с сожалением проследил за тем, куда отправилась книга.



Но Фифы так просто не сдаются! Тьфу ты, вот даже ко мне самому привязалось это идиотское название.
И я уверенно собрался отстаивать и свое имя, и возможность спокойно почитать книгу.
Но вдруг голосок Аньки изменился и стал совсем тоненьким, в нем даже послышались нотки обиды:
— Фифочка, пожалуйста, побудь со мной немножко.
Так вот оно, оказывается, что! Ей просто не хватает моего внимания! А я сижу здесь, читаю книжки и совсем не обращаю внимания на Аньку.
И еще я подумал о том, что если бы не она, не сидел бы я здесь, в тепле и уюте, да и удалось бы мне тогда вообще что-либо почитать? Мне стало стыдно.
И я наконец-то перестал разглядывать сиротливо лежащую на полу книжку, поднял глаза на Аньку, встретился с ней взглядом… и пропал, как пропадал всегда, когда наши глаза встречались, как пропал тогда, в самый первый раз.
Воспоминания наплыли на меня и заполнили собой все вокруг, но я был рад этому, я готов был вновь и вновь вспоминать этот день и этот взгляд, такой внимательный и невероятный, ее взгляд.



Но сначала тот самый день начинался для меня не очень вдохновляюще.
Я был растерян, точнее, потерян, потерян в этом непонятном для меня мире, мире Межвременья.
Мир этот совсем не показался мне дружелюбным, хотя с момента моего появления здесь я еще не встретил ни одной живой души.
Само провидение, казалось, дало мне время немного сориентироваться в этом совершенно чужом для меня мире.
И, несомненно, грядущая встреча с жителями этого мира не только настораживала меня, но и пугала. Я не знал, как выглядят жители Межвременья и как они отреагируют на меня, на мое появление в их мире.

Первое, что я увидел здесь, когда пришел в себя, был старый, заброшенный дом. И я поначалу даже был рад этому дому, здесь было где укрыться, ну и с мыслями, конечно, собраться. А мыслей у меня было очень много, но самая разумная из всех была — зачем я согласился на эту авантюру?!
Так я провел в этом мире, в этом старом доме первую ночь, полную шорохов, непонятных звуков и неясных видений. И это было особенно пугающе в доме, который когда-то оставили его хозяева.
А утром я, совершенно не выспавшийся и озябший, сидел и думал о том, что мне делать дальше и как мне искать здесь того, ради кого я и отправился в мир Межвременья.
Я был полностью погружен в свои безрадостные мысли и совершенно не заботился о собственной безопасности. Какая-то апатия охватила меня, и казалось, я уже был бы рад любому живому существу, которое могло бы здесь появиться.
О, я даже представлял себе, как состоится эта первая, такая значимая для меня встреча.
Ведь Волшебник говорил мне, что, возможно, мое появление в Межвременье будет замечено и меня может встретить здесь Проводник, который поможет мне в моем поиске или хотя бы познакомит меня с реалиями этого незнакомого для меня мира.
И я пытался представить, каким может быть этот человек.

Сперва я думал, что наверняка это будет Волшебник, и образ Волшебника Гузияра из моего мира тут же появился перед глазами.
Но увидев воочию мир Межвременья, я поколебался в уверенности увидеть здесь Волшебника; во всяком случае, я догадывался, что Волшебники здесь выглядят совершенно иначе, чем в моем мире. А возможно, здесь и волшебства-то нет.
Но мысль о том, как будет выглядеть этот первый человек, не оставляла меня.
То я представлял себе мудрого старца, убеленного сединами, то бравого молодца, то сильного, уверенного в себе мужа средних лет…
Но я ни разу не подумал о том, что первым человеком, встреченным мной здесь, окажется женщина, точнее, юная девушка.
И когда вдруг она появилась прямо передо мной, я поначалу совершенно опешил.
И конечно же, мне и в голову не могло прийти, что эта девушка может оказаться моим Проводником по Межвременью.
Все слова, которые я так тщательно готовил для первой встречи с человеком из Межвременья, мигом вылетели у меня из головы, я просто потерял дар речи.
И для девушки, похоже, эта встреча оказалась полной неожиданностью, что еще больше укрепило меня в мысли о том, что она не может быть Проводником, встречающим меня здесь.
А может статься, что и Проводника-то я здесь ждал напрасно, ведь Волшебник не мог с уверенностью сказать мне, что делать в Межвременье и кто меня здесь ждет, и ждет ли вообще.
А девушка смотрела на меня широко распахнутыми глазами и так же не проронила ни слова.
Вдруг в ее глазах появилось что-то такое неясное, волнующее, завораживающе волшебное. И я смотрел в удивлении на нее, пораженный красотой ее взгляда.
Так мы и смотрели друг на друга и не могли отвести глаз или сказать хоть что-то. И именно тогда я в первый раз ощутил то самое чувство, такое новое для меня, неизведанное, непонятное.



И вдруг все разом изменилось, и произошло это так быстро, что я опять не успел отреагировать и хоть что-то сделать.
За моей спиной раздался хрипловатый мужской голос:
— Рядовой Лобо, доложите, что тут у вас?
А девушка вдруг вытянулась во фрунт, отсалютовала и затараторила:
— Товарищ капитан, разрешите доложить: на объекте ничего подозрительного не обнаружено!



— Не обнаружено, говорите? — Мужчина подошел к девушке и стал внимательно и очень настороженно меня рассматривать. — Так, таак, а этот, хм, субъект, хм, хмм, по-вашему, «ничего подозрительного», так вас следует понимать?
Девушка внимательно посмотрела на меня, как будто увидела впервые, и звонко отрапортовала:
— Так точно! Ничего подозрительного!
Мужчина еще раз скептически смерил меня взглядом и, не отводя от меня глаз, сказал:
— Рядовой Лобо! Я вас, кажется, предупреждал…



Но договорить девушка ему не дала, опять затараторила:
— Товарищ капитан, я ему говорила, предупреждала, разъясняла все про ответственность, инструктаж, безопасность, но он, он такой упрямый, ну ничего не хочет слушать! Таскается все время за мной, и ничего поделать я с ним не могу.
Мужчина уже с любопытством разглядывал меня, и настороженность в его взгляде стала потихонечку исчезать.
— Хм, хмм, таскается, говорите? И что? Смелый парень? Охрана, поди, личная? — Мужчина хохотнул.
— Да какой там смелый! Безответственный и непонятливый! Объясняешь ему, объясняешь, а он все равно…
— Таскается, — подсказал мужчина.
— Да, — девушка смутилась и потупила взгляд.
— Вот вечно с вами, барышнями, какие-то проблемы. Ну раз таскается, так пусть и идет к нам в полицию, вместе «таскаться» будете. Поставлю вас в одну бригаду, так уж и быть. Но чтобы больше самовольства такого я не видел. Или вместе служите, или мне придется рапорт подавать, а там уж вплоть до отчисления. Имейте в виду! — Мужчина строго глянул на девушку, а она вдруг улыбнулась и обратилась ко мне:
— Ты слышишь? В одну бригаду нас поставят! Товарищ капитан обещает! Ведь вы обещаете, товарищ капитан? — И она подбежала ко мне и, не дав мне сказать ни слова в ответ, обняла, загораживая меня от мужчины.
— Хм, хмм, ну вы давайте там, рядовой Лобо, заканчивайте миловаться-то и догоняйте бригаду. И чтобы это было в последний раз! Ну, а о зачислении твоего защитника в нашу бригаду я похлопочу, так уж и быть, обещаю. Хм, хмм. — С этими словами мужчина повернулся и направился за угол дома, к дороге.



А девушка вдруг шепнула мне на ухо:
— Жди меня здесь! Смена закончится, и я за тобой приду, слышишь? Жди обязательно!
Она очень внимательно посмотрела на меня, и опять в ее глазах появилось что-то такое завораживающее и очень нежное. И вдруг девушка быстро поцеловала меня, трепетно и немного неловко. Я тоже потянулся к ней, но она отстранилась, повернулась и побежала прочь.
А я остался стоять, глядя ей вслед, так и не успев сказать ни слова.



Вот и сейчас я смотрю на Аньку и опять не знаю, что ей сказать. Что-то же я должен сказать, обязательно должен!
Но я снова просто смотрю в ее глаза и молчу, наслаждаясь тем самым волнующим нежным чувством, которое я испытываю всегда, когда она смотрит на меня.
И конечно, я уже согласен быть Фифой, только бы она всегда так на меня смотрела.